Шоу смерти [= Вызов смерти] - Дин Кунц

Без Джорговы он не мог использовать Лизу. Самый старший из оставшихся Исполнителей был пятнадцатилетним мальчиком и, несомненно, ей не пара. Придется выпускать юнца вместе с той тринадцатилетней девочкой, а Лизу использовать только в крайних случаях. А ведь Лиза была чертовски хороша!

Анаксемандр Кокли побарабанил пальцами по крышке стола из натурального дерева и мысленно перелистал список подозреваемых. Он знал, что у него много врагов. И главным из них был Президент Соединенных Штатов. Многие годы правительство скрыто и открыто боролось с Шоу, пока не сообразило, что не сумеет победить. В течение десятилетий вице-президенты Шоу входили в правительство, проникая в Конгресс при поддержке Анаксемандра.

Множество людей в этой стране (и во всем мире) воспринимали огромный пласт жизни через Майка, Лизу и Шоу. Конечно, звезды в Шоу были во все времена, но эти двое оказались самой лучшей командой. Кривая рождаемости шла вниз, потому что было очень немного мужей, чьи жены были так же привлекательны, как женщины-Исполнители, с таким же пышным бюстом и нежным телом, и еще меньше тех, чьи жены были столь же желанны и так же шли навстречу всем своим желаниям. Рождалось все меньше и меньше детей. Правительство лишилось той части населения, которую всегда можно было легко подвергнуть пропаганде, убедить с помощью телевидения. Люди старшего поколения приобрели благодушие, получили что-то похожее на счастье. Но Президент оставался убежденным, лелея мечты о возвращении славных деньков своего могущества.

Вторым в списке был Генеральный секретарь ООН, который боролся против международной экспансии Шоу, призывая остановить Кокли, рвущегося к власти. Но поскольку Шоу было частным предприятием, Секретарь не мог сделать ничего, кроме, возможно, похищения Исполнителей.

Кокли решил, что вскоре пост Секретаря окажется в его руках. И Президента тоже. Было бы глупостью оставлять даже такие, почти лишенные власти места в руках штатских. История прошлого показывает, что заговор может созреть не замеченным среди бюрократического моря вокруг Шоу. "Свидетель убийства Кеннеди, – подумал он. – Человек, который может быть избран на следующих выборах. Нет". Нет, он должен быть избран раньше…

На его столе вспыхнула лампочка – сигнал о получении послания. Из приемной щели выскочила желтая карточка, похожая на слегка поджаренный кусочек тоста. Он сунул ее в проигрыватель и откинулся, слушая сообщение.

"Данные медицинского обследования:

А. Найми, – произнес скрипучий машинный голос. – Хорошее общее состояние. Зафиксированы изменения в легких. Поджелудочная железа в превосходном состоянии, почки в хорошем состоянии, мочевой пузырь между средним и хорошим состоянием, гениталии между хорошим и превосходным состоянием".

Кокли бросил карточку в утилизатор как раз в тот момент, когда от двери раздался звонок.

– Входите.

Дверь открылась, и вошел Лайми. Его притворная улыбка выглядела весьма бледно – он боялся. Кокли заметил это и порадовался. Страх. Он хотел держать их всех в страхе – в страхе, способном убить. Страх указывал каждому сверчку свой шесток.

– Вы хотели меня видеть? – спросил Лайми.

– Закройте дверь. Лайми закрыл дверь.

– Сядьте.

Лайми покорно выполнил и этот приказ.

– Вам не стоит курить эти отвратительные сигары, – сказал Кокли, заметив тлеющий окурок, судорожно зажатый в пожелтевших пальцах Лайми. – В медицинском рапорте сказано, что в ваших легких полно рубцовой ткани.

Лайми положил окурок в пепельницу, поставленную для немногочисленных посетителей, приглашавшихся в этот кабинет для разноса.

– Я полагаю, это из-за Джорговы?

– Как это могло случиться, Лайми? Вы уверяли меня, что охрана безупречна. Вы уверяли меня, что побегов больше не будет.

– Ну…

– Я надеюсь, вы понимаете, что подготовка Исполнителей, способных дать зрителям ожидаемые ощущения, – задача не из легких. И обходится это недешево.

– Я думаю, что понимаю, какие неприятности и убытки повлекло за собой похищение, мистер Кокли, – сказал человечек, пытаясь отвести от себя грозу.

Кокли встал и начал мерить шагами синий ковер, лежащий на полу.

– Я сомневаюсь в том, что вы полностью осознаете это. Поначалу зрители довольствовались разными штучками: восхождением на гору, борьбой с крокодилом, автогонками. Но потом все это приелось. Затем Шоу поставило девяностопроцентные реле взамен восьмидесятипроцентных. Но требовалось что-то большее. Мы решили обучать своих актеров. Правительство приняло Указ о наборе в Шоу. Поскольку правительство большей частью состоит из людей Шоу, этот указ почти не встретил сопротивления во всех палатах. И народ не выступил против, поскольку большинство его живет главным образом посредством Шоу. Президент ВЫНУЖДЕН БЫЛ подписать его. Итак, мы отбираем (и платим родителям изрядные деньги) по пять тысяч детей в год и обучаем их. Мы отбирали и бы больше, если бы могли найти. Но только двое или трое из годового набора могут пройти финальную стадию отбора по обучению и дисциплине. И еще меньше могут выдержать соприкосновение с семьюстами миллионами разумов во время исполнения. Недавно поставленные стопроцентные реле еще усложнили это. Джоргова был редчайшей находкой, прирожденным Исполнителем. Я не думаю, чтобы вы хоть чуточку осознавали все это, мистер Лайми.

Глаза Лайми расширились до размеров блюдец, когда Кокли повернулся к нему. Пальцы Кокли не были уже просто пальцами. Они были оружием. Из-под аккуратно подрезанных ногтей высунулись на полтора дюйма острые лезвия. Они поблескивали на свету. Они сияли.

– Вы не…

– Мы не должны держать на службе людей, которые не понимают. Мы не можем позволить себе держать на службе человека, который позволяет оппозиции проникнуть в нашу среду, который позволяет Революционеру стать телохранителем нашего ведущего актера.

Лайми вскочил и рванул на себя кресло, как бы отгородившись им. Дверь казалась бесконечно далекой, А Кокли был так близко, как следующий вздох.., если он будет.

– Дверь заперта, – сказал Кокли. – А стены комнаты звуконепроницаемы. Лайми схватился за кресло и поднял его. Кокли увернулся неожиданно быстро для такого старика.

Его прыжок был еще быстрее. Серебряная вспышка, алые брызги. Затем – удар тела о ковер и короткий булькающий хрип.

Кокли вернулся к столу и вызвал слуг. Дверь открылась, вошли два человека с лицами, начисто лишенными выражения.

– Отнесите его к доктору Одегарду, – сказал Кокли. – Он знает, какие органы надо поместить в питательные баки.

Когда они удалились вместе со своей безмолвной ношей, Анаксемандр сел за стол и продолжил просмотр мысленного списка врагов. Его разум перебирал одну возможность за другой. Он мыслил слишком четко и быстро для двухсотлетнего старика. Но он вовсе не был стариком. И никогда им не будет. Никогда…

Глава 4

Майк не знал, где он находится. Ему завязали глаза, посадили в другую машину и повезли куда-то в неизвестном направлении. Единственным впечатлением от поездки была качка и тяжесть, как будто машина погружалась в воду. Урчание аэросистемы вроде бы прекратилось, потом зазвучало вновь, но уже по-другому – глуше и ниже. Затем появилось еще одно ощущение – словно машина вынырнула из воды. Когда с его глаз сняли повязку, он оказался в комнате с белыми стенами, абсолютно пустой. Затем его провели в холл, гостиную, аудиторию, или что это там было еще, и оставили одного. Они велели ждать доктора Мак-Гиви. Он ждал.

Комната была прекрасна. Кем бы ни был доктор Мак-Гиви, у него имелся вкус – да еще и приличная сумма денег. Посреди комнаты журчал фонтан, омывавший глыбу вулканического камня, вздымавшуюся почти до потолка. Из расщелин свешивались зеленые веточки растений, и местами пламенели оранжевые цветы. Пол был тоже из вулканического камня, и каждый второй блок его был отполирован так, что гладкие и шершавые квадраты создавали некое подобие шахматной доски. Мебель по большей части состояла из низких удобных кушеток и кресел, расставленных тут и там таким образом, что мягкие тени укрывали их, оставляя на свету картины и статуи.

– Мистер Джоргова, – уверенно произнес глубокий голос.

Он повернулся и увидел стоящего возле раздвижных дверей джентльмена в белом рабочем халате. Майк встал.

– Доктор Мак-Гиви?

– Да. Артур Мак-Гиви. Зовите меня, пожалуйста, по имени.

Артур Мак-Гиви был широкоплечим человеком ростом около шести футов. Волосы его были почти седыми, а взгляд серых глаз – пристальным, холодным, почти лишенным эмоций. Майк подумал, что этот человек, должно быть, рационален до мозга костей. Но походка доктора была легкой и быстрой, а в глазах мелькнуло что-то вроде улыбки. Они пожали друг другу руки.

– Что я должен делать? – спросил Майк. Он все еще страшился своей дальнейшей жизни. Неизвестный мир вокруг него мог оказаться значительно более мрачным, нежели тот, привычно рабский, который он покинул. Но он должен вернуться туда за Лизой. Эта мысль придавала ему бодрости. Он вспомнил, как Лайми сказал: "Можно подумать, что вы и в самом деле любите ее!" – Идите за мной, – сказал Мак-Гиви. – Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.